Готовы зарядиться позитивом? Представляем финалистов конкурса 2024 Comedy Wildlife Photography Awards! Эти невероятные снимки не только демонстрируют таланты фотографов дикой природы, но и показывают забавные и неожиданные моменты из жизни животных. Улыбнитесь вместе с нами и насладитесь этими веселыми кадрами, которые поднимут вам настроение!

В последние годы мы уверенно противопоставляем цифровое аналоговому. А вот тайваньский скульптор
Су Тунг Хан (Hsu Tung Han) без труда совмещает эти две системы в своих удивительных работах. Резцу
мастера принадлежат более сотни необычных, завораживающих скульптур. Они максимально
реалистичны, но при этом рассыпаются на «пиксели», ломая мозг зрителю.

Все свои скульптуры Су Тунг Хан создает вручную, тратя на это долгие месяцы. В качестве материала
творец использует исключительно природный материал. Обычно это туя гигантская — произрастающее
в Юго-Восточной Азии дерево, с мягкой и вязкой древесиной.

Работа Су Тунг Хана очень кропотливая и состоит из нескольких этапов. Сначала скульптор рисует эскиз
будущей работы на бумаге. После этого он создает макет скульптуры из глины и долго дорабатывает его,
изменяя отдельные элементы. Лишь после того, как все доведено до идеала, Хан подыскивает
подходящую заготовку и берется за резец.

Многие считают, что «пикселизацию» своих работ скульптор проектирует при помощи компьютера. Но это
не так — весь творческий процесс Су Тунг Хана полностью аналоговый. Свои современные работы
он создает точно так, как это делали мастера сотни лет назад.

«Есть у тебя совесть или нет?» — кричат рассерженные мамы детям. Оказывается, наука давно нашла ответ на этот вопрос. Психологи не только выяснили, в каком возрасте в человеке зарождается это качество, но и определили, когда начинает формироваться личность.

Когда в человеке появляется то, что отличает его от животных и от других людей? Выяснить это удалось в 1970-е годы в СССР в ходе очень простых опытов. Комната, посреди комнаты стул, на нем, болтая ногами, сидит малыш лет трех и внимательно смотрит на конфету, которая лежит на приличном расстоянии от него.

Высокий худощавый брюнет объясняет малышу, что его задача — достать конфету, не вставая со стула. Ребенок кивает головой, начинает ерзать и вытягивать руки, пытаясь схватить «добычу», но стул, очевидно, слишком далеко. Мужчина некоторое время следит за потугами малыша, а потом выходит из комнаты, якобы по делам. Оставшись один, мальчик тут же спрыгивает со стула и берет конфету. Вернувшийся экспериментатор — а мы наблюдаем за одним из классических психологических опытов — хвалит ребенка и дает ему вторую конфету, которая немедленно отправляется в рот, и довольный малыш уходит домой.

Следующим на стул садится мальчик пяти лет. Ученый дает ему то же задание и выходит в коридор. Как и трехлетка, более старший подопытный вскакивает со стула и берет конфету. Но дальше происходит нечто странное. Когда экспериментатор хвалит его, мальчик отводит глаза, а от предложенной в награду за выполненный тест второй конфеты и вовсе отказывается. Мужчина настаивает, и в конце концов ребенок начинает рыдать, как будто сладкая конфета вдруг стала горькой.

Высокий мужчина, подвергавший детей непреодолимым искушениям, — выдающийся советский психолог Алексей Леонтьев. А его опыты с конфетами — наглядная демонстрация рождения совести и личности в целом. Трехлетний малыш подчиняется лишь биологическим мотивам: он видит вкусную конфету, хочет съесть ее и делает для этого все возможное. Пятилетний тоже хочет съесть конфету и, следуя биологическому зову, нарушает правила, то есть социальный мотив слушаться взрослого. Именно подчинение биологических мотивов социальным и вызванный этим конфликт, по Леонтьеву, и есть главный признак формирования личности. Чем старше ребенок, тем прочнее «вертикаль власти» социальных мотивов над биологическими. Например, уже семилетние дети чаще всего не нарушают инструкцию и терпеливо сидят на стуле до возвращения экспериментатора.

ПАРАДОКС

Совесть в обмен на свободу

Во множестве ситуаций предать выгоднее, чем поступить честно. Например, в любимой исследователями дилемме заключенного. Суть ее такова: вы с подельником решили ограбить банк и попались. Полиция рассадила вас по разным камерам и предлагает сделку: если ваш сообщник молчит, а вы дадите показания против него, то выйдете на свободу, а он получит 10 лет тюрьмы. Если подельник тоже даст показания против вас, вы оба сядете на два года. Если же вы с сообщником откажетесь свидетельствовать друг против друга, полиция отпустит обоих через 6 месяцев. Большинство рационально выбирают вариант «предать» — и в итоге оказываются в худшем положении, чем если бы поступили по совести. Дилемма заключенного реализуется и в реальном мире: именно на ней основана гонка вооружений или нежелание стран сокращать выбросы CO2, хотя все они согласны, что рост его концентрации в атмосфере грозит катастрофическими последствиями для планеты.

То есть совесть — это тревожная сигнализация, которая включается, когда биологические мотивы берут верх. Казалось бы, небольшие поблажки не принесут вреда, но на деле они чреваты революцией в иерархии мотивов, которая в конце концов разрушит личность. Заставляя нас испытывать физические страдания, совесть спасает личность от коллапса.

Но одной совести и умения подчинять биологические мотивы социальным недостаточно, для того чтобы личность считалась полноценной. Леонтьев полагал, что окончательно она формируется в подростковом возрасте, когда человек не только подчиняется социальным и нравственным мотивам, но также осознает мотивы собственные и самостоятельно выстраивает их иерархию.

Фото: Анна Азбель

Стефан Брайтвизер — самый удачливый музейный вор в истории: за семь лет, с 1995-го по 2001-й, он похитил из музеев, церквей, частных галерей, аукционных домов и с антикварных ярмарок семи европейских стран примерно 240 произведений искусства (журналисты подсчитали: в среднем он совершал одну кражу каждые две недели). Оставаться на свободе так долго он смог потому, что не продавал свои приобретения, а предпочитал любоваться ими в одиночку.

Француз Стефан Брайтвизер, укравший произведений искусства из музеев на $2 млрд, стал героем книги американского журналиста Майкла Финкеля «Арт-вор: правдивая история любви, преступления и опасной одержимости». Книга вот уже месяц в списке бестселлеров Amazon.

История этого феноменального вора началась еще в прошлом столетии. Француз Стефан Брайтвизер в течение примерно семи лет похитил порядка 240 произведений искусства. Он обчистил почти 200 музеев в семи европейских странах. В его улове — картины Ватто, Буше, Дюрера, Питера Брейгеля Младшего. Некоторые музейные коллекции он грабил по два-три раза. История не знает более удачливого похитителя произведений искусства. Его неуязвимость объяснялась тем, что Стефан Брайтвизер не торопился продавать украденное. Он хранил коллекцию у себя дома, куда почти никого не пускал. Когда его все-таки арестовали и начали судить, адвокаты выстроили защиту на том основании, что обвиняемый — тонкий знаток и сентиментальный человек, влюбленный в искусство до потери сознания. Собственно, этой тональности придерживается и автор бестселлера Майкл Финкель.

Во всем виновата IKEA

Стефан Брайтвизер родился в 1971 году в Эльзасе, где его предки жили с незапамятных времен и где семье принадлежал старинный дом, обставленный элегантной антикварной мебелью XVII-XIX веков. Его дед был художником, а отец, работавший менеджером в швейцарской фармацевтической компании, собирал старинное оружие. Мама Стефана была медсестрой. Родители мечтали дать единственному сыну юридическое образование, но вуз он бросил и зарабатывал на жизнь временными низкоквалифицированными работами типа официанта, мойщика посуды или охранника, в том числе в музее. Однажды в музее он украл пряжку эпохи Меровингов (V-VII век нашей эры) — с этого все началось.

В 1993-м родители Стефана Брайтвизера развелись, они с матерью переехали в небольшую съемную квартиру, укомплектованную мебелью IKEA. Продукция шведского мебельного гиганта особенно сильно задевала эстетические чувства Стефана (к той поре ему уже исполнилось 22 года). Похищать музейные экспонаты он начал ради того, чтобы вернуть себе воображаемый детский рай, уравновесить холодную отстраненность современного дизайна. По крайней мере, такова романтическая версия.

У Брайтвизера завязались любовные отношения с помощницей медсестры Анной Катериной Кляйнклаус. Он посвятил ее в свою тайну, они стали сообщниками. Они жили на мансардном этаже нового дома матери Стефана в небольшом французском поселке Герстайм, тщательно оберегая от посторонних две свои комнатки, полные удивительных музейных сокровищ.

Как украсть миллион

Тактика их воровского промысла была не лишена изящества. Никаких убийств, драк, шума и погони, никаких незаконных проникновений со взломом по ночам. Молодая, модно одетая пара приходила в музей в середине дня, когда посетителей немного, а охрана обычно занята обедом. Они покупали билеты, вдумчиво и не торопясь изучали экспозицию, а также наличие камер слежения, запасных выходов. Потом они крали все, что плохо лежит и до чего могли дотянуться, прятали под одеждой (Стефан носил объемные плащи) или в сумке Анны Катерины и также чинно залы покидали.

Они были мастерами импровизаций и часто похищали вещи без всякого предварительного плана. Они троллили охрану и сотрудников музеев, ведя с ними обстоятельные разговоры, когда похищенное уже лежало у них, образно говоря, за пазухой. Они любили старинные помещения со скрипучими полами, помогавшими услышать чужие шаги. Самым высокотехнологичным оборудованием в их арсенале была телескопическая радиоантенна, чтобы перенаправлять камеры слежения. Иногда они присоединялись к экскурсионным группам и похищали артефакты во время экскурсий. В любом случае они всегда вели себя вежливо и спокойно и не вызывали подозрений.

В 1995-м новоявленные Бонни и Клайд украли небольшое полотно Христиана Вильгельма Дитриха в замке Грюйер в Швейцарии, в 1997-м — скульптуру из слоновой кости «Адам и Ева» (1627) Георга Петеля из дома Рубенса в Антверпене. Самой ценной их добычей была вырезанная из рамы «Сибилла, принцесса Клевская» Лукаса Кранаха Старшего из замка в Баден-Бадене, оценочная стоимость которой колебалась от $6,5 млн до $8 млн. Сами грабители более прочего в своей коллекции восхищались роскошным молитвенником XV века и золотой табакеркой, некогда принадлежавшей Наполеону.

Они похищали картины, рисунки, статуэтки, книги, кубки, блюда, пистолеты, кинжалы, алебарды, пороховницы. Пропажи экспонатов обнаруживались далеко не сразу. Молодые люди не пытались свои сокровища продавать и жили на скромные официальные заработки, нередко занимая деньги у матери Стефана. И при этом, как позднее уверял Брайтвизер, его тешила мысль, что он один из самых богатых людей Европы.

Как кражи картин из музеев влияют на арт-рынок

В конце концов Анне Катерине такая жизнь надоела. Стефан начал действовать в одиночку — и совершать ошибки. В ноябре 2001 года, похищая охотничий горн XVI века из музея Рихарда Вагнера в Люцерне, он забыл надеть латексные перчатки. Подруга убедила его, что надо вернуться и замести следы. И пока она в музее вытирала на стенах его отпечатки, Стефана, гулявшего под окнами, опознали и задержали.

Швейцарской полиции потребовалась 2,5 недели, чтобы получить ордер на обыск французского дома Брайтвизеров. За это время мать Стефана Мирей, в девичестве Стенгель, пытаясь его выгородить или опасаясь, что ее обвинят в соучастии и лишат лицензии на работу, уничтожила 60 картин старых мастеров, разрезав их на лоскутки и выбросив вместе с мусором. Так погиб портрет Сибиллы Клевской, а еще Буше, Дюрер, Тенирс. В итоге 109 предметов (вазы, статуэтки, ювелирные изделия) Мирей утопила в близлежащем канале Рона-Рейн. На странный блеск в воде обратили внимание прохожие. Десятки полицейских, стоя по пояс в воде, несколько дней прочесывали канал — и кое-что спасли.

Так же, как ее сын был признан рекордсменом по музейным кражам, Мирей Стенгель заслужила звание Герострата (житель древнегреческого города Эфес, который сжег храм Артемиды. — Forbes Life) нашего времени: никогда прежде в Европе в мирное время не уничтожали одномоментно такое количество произведений искусства. Женщине потребовалось семь месяцев, чтобы признаться в содеянном. Сам же Стефан, узнав в тюрьме о гибели коллекции, пытался покончить жизнь самоубийством.

Долгое эхо воровства

В январе 2005 года Стефана Брайтвизера приговорили к 48 месяцам тюрьмы, из которых он отсидел 26. Последние пару месяцев он отбывал наказание во Франции и очень скучал по швейцарской тюрьме, где делил время с образованными банкирами и бизнесменами. Его мать получила 36 месяцев заключения и провела за решеткой 18. Юристы настаивали, что матушка героя — далекая от искусства женщина, полагавшая, что все вещи если и украдены, то на блошином рынке. Бывшей подруге Брайтвизера присудили 18 месяцев тюрьмы, но не за участие в кражах, а за получение краденых вещей. Она вышла на свободу через полгода и сегодня ничего общего с прежним возлюбленным не имеет.

Но на этом история не закончилась. В 2013-м Стефан Брайтвизер снова сел в тюрьму на три года, так как полиция нашла у него 30 украденных произведений искусства. В 2016-м он пытался продать на eBay пресс-папье из Музея хрусталя в Сан-Луисе, принадлежащее модному дому Hermès. В 2019-м в доме Брайтвизера в городе Мармутье полиция обнаружила римские монеты из местного археологического музея, а также экспонаты из французских и немецких арт-галерей. В доме его матери в ведрах для мусора нашли €163 000 наличными. Количество похищенного Стефаном Брайтвизером возросло до 300 предметов, а общий ущерб — до $2 млрд. Из экстравагантного похитителя, бескорыстного любителя искусств герой постепенно превратился в серийного преступника, единственная польза от которого — регулярное будирование общественной дискуссии о музейной безопасности и незаконном обороте произведений искусства.

Глорификация клептомана

Книга Майкла Финкеля — не первое произведение о Брайтвизере. В 2006-м вышла автобиография героя «Признания похитителя произведений искусства», которая имела коммерческий успех и помогла ему расплатиться с долгами. В том же году французский журналист Винсент Ноче опубликовал книгу «Эгоистичная коллекция» с подзаголовком «Безумное приключение серийного вора произведений искусства и другие поучительные истории», в которой вскрыл масштабы проблемы. По мнению Ноче, случай с Брайтвизером — вопиющий, но не единичный: искусство крадут повсеместно, а годовой оборот подпольной торговли краденым достигает $7 млрд.

Майкл Финкель стремится к обобщениям, с одной стороны, а с другой, — к объективности. Как в таких случаях пишут, ему важно было понять своего героя. Он не просто с Брайтвизером общался, он даже ездил с ним на «места преступлений», например в Музей Рубенса в Антверпене. Нельзя, однако, не отметить (об этом пишет в The New Yorker пулитцеровский лауреат журналист Кэтрин Шульц), что книга не столько отражает реальность, сколько моделирует ее по законам приключенческих фильмов о «кражах века» типа «Друзей Оушена» или «Аферы Томаса Крауна». Согласно логике кино, кража — это не преступление, а приключение. Если никто не пострадал, в краже нет ничего предосудительного. Эпиграфом своей книги Майк Финкель взял изречение Оскара Уайльда «Эстетика выше этики», подразумевая под этим, что виртуозность краж важнее глубокой их аморальности.

В далеком 2002 году Майкл Финкель был со скандалом уволен из New York Times из-за подтасовок информации о детях-рабах в Африке, что нанесло непоправимый урон его профессиональной репутации. Точнее, он этих детей придумал, пойдя ради красоты истории на определенные моральные компромиссы. И с тех пор, очевидно, он пытается такой подход оправдать.
Людмила Лунина

Автор: Людмила Лунина

Музыки не должно быть. Она совершенно бесполезна для выживания и продолжения рода. Однако музыка существует и завораживает людей. Как вышло, что бессмысленные звуки получили над нами такую власть?

Представьте: Европа, 37 тысяч лет назад, разгар очередного ледникового периода. Мерзлая земля покрыта толстым слоем снега, животные прячутся от холода по своим норам, еды и шкур не достать, костер в пещере еле теплится. Но вместо того чтобы отправляться на охоту, человек сидит на заиндевелой кочке и каменным ножом проделывает в мамонтовом бивне дырочки. Это трудная работа, на нее уходит много часов. Наконец усилия приносят результат: в руках человека оказывается 19-сантиметровая… дудочка!

В 2012 году археологи из Университета Тюбингена собрали ее из 31 осколка во время раскопок в пещере Гайсенклёстерле на территории сегодняшней Германии. Раньше там же нашли еще две дудочки, изготовленные из лебединых костей. Это самые древние известные ученым музыкальные инструменты, и они доказывают, что наши предки тратили массу времени и усилий на музыку даже тогда, когда собственно выживание было очень непростой задачей. И этот факт долго ставил в тупик исследователей.

Сегодня, когда у людей в развитых странах нет сложностей с тем, чтобы добыть пропитание и обеспечить кров над головой, они могут позволить себе бессмысленные занятия. Бессмысленные — с точки зрения выживания и возможности «протолкнуть» свои гены в череде поколений. Музыка для этого совершенно бесполезна: она не дает калорий, тепла, не способствует размножению и не снижает шансы быть съеденным хищниками. Другими словами, музыка не предоставляет людям эволюционных преимуществ, более того, она даже уменьшает их, так как человек, музицируя, не может заниматься необходимыми для выживания делами.

Истинное удовольствие

К разгадке существования музыки удалось приблизиться с появлением «продвинутых» технологий исследования мозга. Когда ученые помещали добровольцев в томограф — прибор, показывающий, какие зоны активизируются во время той или иной деятельности, — и ставили им любимые мелодии, оказалось, что мозг испытуемых реагирует на звуки так же, как на еду, секс или прохладную воду в жаркий день. То есть люди ощущали удовольствие.

С точки зрения биохимии удовольствие — вполне конкретный процесс, сопровождающийся возбуждением определенных областей мозга и выделением нескольких особых веществ. Ученые называют такие вещества нейромедиаторами, и это своеобразные биохимические «винтики», которые передают приказы из одной части мозга в другую. За удовольствие отвечает не так уж много нейромедиаторов, и главные из них — дофамин и эндогенные (то есть синтезируемые внутри организма) опиаты. Дофамин дарит нам чувство приятного возбуждения, предшествующего вожделенному событию, а опиаты обеспечивают собственно ощущение удовольствия.

В 2017 году исследователи из канадского Университета Макгилла дали нескольким добровольцам налтрексон — вещество, мешающее эндогенным опиатам выполнять свою работу. Приняв препарат, участники опыта включили любимую музыку, от которой обычно у них появлялись мурашки, а по спине бежал холодок — это совершенно научные симптомы, которые часто оценивают в лабораторных тестах.

К удивлению добровольцев, в этот раз им не удалось получить от мелодий привычного кайфа: ощущения от прослушивания оказались весьма сдержанными. У испытуемых из контрольной группы, которым давали плацебо, никаких проблем с мурашками не возникло. Точно такой же эффект налтрексон оказывает, если принять его перед едой, занятиями любимым видом спорта или просмотром эротических видео: не давая эндогенным опиатам передать их «приказы», он делает привлекательные мероприятия пресными. Опыт канадских ученых доказывает: музыка дает нам «настоящее» удовольствие, такое же, как эволюционно важные еда и секс.

ГЕНЕЗИС

Чистая случайность

Сегодня ученые полагают, что музыка (и любовь к ней) появилась во многом случайно. Наш мозг хорошо умеет различать изменения частоты звуков — именно так мы передаем эмоции в речи, которая возникла примерно 195 тысяч лет назад и была критически важна для выживания.

Еще мы любим повторяющиеся элементы, в том числе звуковые, потому что они дают ощущение безопасности. Наконец, человеческое ухо и мозг отлично распознают звуки природы: опять же это было необходимо для выживания. Музыка зачастую имитирует как раз такие звуки, поэтому, слушая ее, мы с готовностью рисуем в голове картины. Сочетание всех этих факторов и позволило родиться музыке, причем именно у людей: у животных, в том числе у обезьян, не хватает ресурса оперативной памяти, чтобы удерживать в голове сложную последовательность звуков.

По воле рока

«Выключи уже свой гадкий рейв, почему ты не слушаешь нормальную музыку?!» — в отчаянии кричат родители подросткам. Пытаясь исправить чудовищный, по их мнению, вкус, папы и мамы отдают детей в музыкальную школу и насильно водят на концерты в филармонию.

Чаще всего результатом становится стойкая ненависть к «правильной» классике. Потому что, как показывают недавние исследования, пристрастие к определенному типу музыки во многом определяется не воспитанием, а базовыми чертами личности, которые достаются человеку от рождения.

В 2018 году группа исследователей из нескольких университетов, в том числе Кембриджа и Стэнфорда, установила, как любовь к тому или иному жанру коррелирует с выраженностью качеств из «большой пятерки» — основных характеристик, определяющих личность. К ним относятся открытость новому опыту, добросовестность (она же сознательность), экстраверсия, доброжелательность и нейротизм (эмоциональная неустойчивость).

Ученые выяснили музыкальные вкусы 22 тысяч человек и параллельно попросили их заполнить личностный опросник. Анализ полученного гигантского массива данных выявил, что в характере любителей сложной музыки доминирует открытость новому опыту. А люди, предпочитающие незатейливые мелодии, чаще всего оказываются выраженными экстравертами.

Эти взаимосвязи неслучайны. Например, люди, открытые новому опыту, хорошо воспринимают неожиданные повороты сложной музыки, потому что их мозг умеет «извлекать» дофамин даже из непривычных мелодий. Консерваторы предпочитают известные паттерны, все новое вызывает у них дискомфорт. Другими словами, различные типы музыки лучше резонируют с теми или иными чертами характера, что и определяет пристрастия человека.

Косвенно эти выводы подтверждаются данными ученых из Центра изучения фарма- и наркозависимости в итальянской Парме. Они выяснили, что люди с ярко выраженной чертой под названием «поиск новых ощущений» реагируют на мелодии в стиле техно повышенной выработкой гормонов и нейромедиаторов, в том числе предшественника адреналина. Люди такого типа постоянно стремятся к этому состоянию возбуждения, и техно-музыка позволяет в него войти.

ДЕТАЛИ

Если нет любви в твоей голове

По данным исследований, около 3–5% людей практически никогда не слушают музыку, потому что не получают от нее удовольствия. В 2016 году международный коллектив ученых опубликовал в журнале PNAS результаты исследования таких необычных представителей рода Homo. Добровольцев помещали в томограф и давали слушать самые разные композиции.

Оказалось, что у равнодушных к музыке очень слабо развиты связи между слуховой корой, ответственной за распознавание и обработку звука, и зонами, дающими нам удовольствие. Поэтому даже в самых «мурашечных» местах такие люди оставались спокойными. А вот обладатели большого количества связей между этими областями мозга, напротив, отличаются гиперчувствительностью к музыке.

Сплошная польза

По данным Международной федерации производителей фонограмм (IFPI), в 2016 году общемировой доход от продажи аудиозаписей составил 17,3 миллиарда долларов — в 1,6 раза больше, чем было выделено на образование в России в 2018 году. И эта цифра на 8,9% превышает данные за 2016 год. IFPI учитывает только легальные продажи, и, скорее всего, на пиратских сайтах люди скачали контента как минимум на ту же сумму.

Обещая не подкрепленное эволюционными надобностями удовольствие, музыка заставляет нас тратить огромные деньги и уйму времени. Но, оказывается, сочетание звуков разной тональности дает нам не только эгоистичное наслаждение — от них есть и практическая польза.

1. Обезболивание — такой эффект обеспечивают эндогенные опиаты, которые выделяются в нашем мозге, когда мы слушаем музыку. Ученые из медицинской школы при Университете Ксаверия в Боготе решили проверить, хватит ли анальгезирующего эффекта от музыки, чтобы унять реальную боль от операций. Были проанализированы данные десятков исследований, в которых пациентам предлагалось слушать любимые мелодии после хирургического вмешательства. Ученые пришли к выводу, что на полноценную замену обезболивающим таблеткам музыка не тянет, но снизить с ее помощью дозу препаратов вполне можно.

2. Увеличение работоспособности — музыка действительно может обеспечить большую производительность, но не у всех. В 2002 году исследователи из Университетского колледжа Лондона выяснили, что даже тихая музыка вызывает корковую активацию, то есть усиливает общую активность коры головного мозга. Такое «приподнятое» состояние является оптимальным для экстравертов, а вот у интровертов идеальный уровень активации ниже. Поэтому людям, склонным к замкнутости, музыка будет мешать работать, а любителям шумных компаний, наоборот, помогать.

3. Повышение выносливости — для занятий спортом, особенно скучным или изматывающим, музыка будет лучшим дополнением. Многочисленные исследования показывают, что под любимые биты бегуны и велосипедисты преодолевают большую дистанцию и эффективнее используют кислород. Как полагают ученые, одна из причин улучшения показателей — как раз то самое приподнятое состояние, которое дает музыка. Свою роль играет и дофамин, выделяющийся при прослушивании любимых треков. Именно этот нейромедиатор ответственен за нашу мотивацию, и, таким образом, музыка непреднамеренно увеличивает решимость достичь цели. Наконец, эмоционально заряженная музыка отвлекает нас от неприятных ощущений в теле, позволяя бежать или крутить педали дольше.

ИСТОРИЯ

Палеозвуки

Музыкальные инструменты появились у людей раньше, чем большинство благ цивилизации вроде колеса или плуга.

Ноль калорий

Главная проблема с удовольствиями в современном мире в том, что, давая сиюминутное наслаждение, в долгосрочной перспективе они мешают нашим жизненным планам. Сладкая и жирная еда портит фигуру и увеличивает риск опасных заболеваний. Излишнее влечение к сексу заставляет людей искать удовольствия на стороне, разрушая семьи.

Люди эволюционно запрограммированы очень сильно желать этих вещей, ведь в прошлом они встречались редко (особенно еда), и при помощи вожделения природа заставляла нас прикладывать максимум усилий, чтобы заполучить их. Сегодня вызывающие желание стимулы окружают нас повсюду, к ним добавились и «неестественные» соблазны вроде распродаж или соцсетей. Музыка же дарит чувство удовольствия, но не несет вредных последствий ни для здоровья, ни для семьи.

Автор текста: Ирина Якутенко

Закадровый смех в зарубежных и отечественных комедиях и шоу бесит многих. Когда-то казалось, что наше кино и телевидение минует чаша сия, но нет — мода добралась и до нас. Откуда взялась традиция подсказывать момент, когда нужно смеяться и зачем она нужна вообще?

Многие считают, что закадровый смех появился вместе со звуковым кинематографом и ему не более 100 лет. Но эксперты уверены, что история этой раздражающей медийной технологии уходит корнями в глубокую древность и использовалась еще в античном мире.

Летописи гласят, что в III веке до нашей эры драматург-комедиограф Филемон из Эллады нанимал людей, чтобы те освистывали спектакли его соперника Менандра и заливисто хохотали на его собственных премьерах. Не брезговал подставными зрителями и римский тиран Нерон, имевший творческую натуру. На его унылые поэтические вечера сгоняли легионеров, которые аплодировали и шумно выражали восторг талантам диктатора.

Но впервые смех из зала стал трендом в XVI веке во Франции. Поэт Жан Дюрат, сомневаясь в своем таланте и благодарности зрителей, раздавал бесплатно билеты на свои выступления, с условием, что приглашенный будет активно поддерживать автора. Опыт переняли и другие поэты, актеры и музыканты — такой подход почти наверняка гарантировал успех и славу, хоть и серьезно бил по карману.

Мода на искусственные восторги привела к появлению в XIX столетии новой профессии — клакер. Этим нехитрым ремеслом занимались не слишком щепетильные люди, готовые ради денег на многое. Они за деньги организовывали успех или провал представления, в зависимости от желания клиента.

Клакеры, в большинстве случаев, не давили количеством или шумом. Они использовали в своей работе психологический эффект, называемый в наши дни «Социальным доказательством». Он заключается в том, что люди имеют привычку неосознанно присоединяться к чужим эмоциям, если не слишком уверены в себе или в своей оценке происходящего.

Небольшая группа клакеров, таким образом, могла ловко манипулировать практически всем залом, обеспечивая успех бездарностям и провал гениальным премьерам. Известен рассказ Влада Дорошевича о случае с Федором Шаляпиным, произошедшим в 1901 году перед выступлением великого русского баса в миланском театре Ла-Скала.

После того как оперному певцу предложили свои услуги клакеры, он на следующий день отправил в крупнейшие политические газеты Милана письмо следующего содержания:

Ко мне в дом явился какой-то шеф клаки и предлагал купить аплодисменты. Я аплодисментов никогда не покупал, да это и не в наших нравах. Я привез публике свое художественное создание и хочу ее, только ее свободного приговора: хорошо это или дурно. Мне говорят, что клака — это обычай страны. Этому обычаю я подчиняться не желаю. На мой взгляд, это какой-то разбой.

Еще в первой половине XX столетия клакерство во всем мире было обычным явлением. Существовали даже специальные агентства, предлагающие услуги подсадных зрителей. Выступающему нужно лишь было оставить заявку и оплатить услугу — половина успеха представления была гарантирована.

В начале 20-х годов с ростом популярности радиоспектаклей, клакеры переместились в студии радиостанций. Смех на заднем плане создавал ощущение присутствия на реальном спектакле. Именно из таких радиоспектаклей родился такой востребованный сегодня жанр как ситком. «Комедии ситуаций» с радио перекочевали на телевидение и в начале своего существования на равных соперничали с «мыльными операми».

Но аудитория ситкомов была более обширной, чем у мелодрам — они собирали у экранов телевизоров не только домохозяек и старушек, но и мужчин, в том числе молодых. Закадровый смех, характерный для комедийных радиопостановок, стал фирменной «фишкой» ситкомов во всем мире.

Ситкомы снимали в студиях, примерно так же как сегодня снимают развлекательную передачу «Вечерний Ургант». Смеющиеся люди оставались за кадром, но при этом, смеясь там, где это было нужно по сценарию, задавали тон всему действу, происходящему на съемочной площадке.

Позже ситкомы начали снимать без зрителей, в киностудиях. Материал стал более качественным, так как появилась возможность делать дубли, озвучивать действие и даже накладывать спецэффекты. Но вскоре выяснилось, что телезритель воспринимает шоу в новом формате не так, как это хотелось их создателям, а несколько отстраненно.

Чтобы исправить положение на съемочные площадки начали снова приглашать зрителей, для звуковой поддержки. Но новые шоу были не чета старым — они снимались кропотливо и долго, поэтому присутствующие в павильоне уставали и начинали скучать и жаловаться.

Представьте ситуацию, когда вам нужно смеяться над 10 дублями одной и той же сцены, причем подряд. Что не делали режиссеры ситкомов, чтобы развлечь гостей. Иногда приглашали даже стендап комиков, чтобы те не давали клакерам скучать.

Мучения и поиски длились до 1953 года, пока звукоинженер Чарли Дуглас не придумал так называемую «машину смеха». Умелец создал треки из разных образцов смеха и привязал каждую дорожку к кнопке устройства. Теперь он мог играть эмоциями как на фортепиано, создавая уникальные композиции из хохота, которые звучали очень убедительно.

Сначала аппаратом пользовались для корректировки неудачных записей, но затем он вошел в повседневный обиход. Современную версию этого устройства мы можем слышать в популярных ситкомах по сей день. Жутковатая шутка по поводу того, что в современных шоу звучит смех мертвецов соответствует реальности — большинство записей помнят еще первую машину смеха Дугласа.

В начале 90-х годов создателям ситкомов пришлось вернуть зрителей в залы — это сделали для того, чтобы удержать зрителя. Живой смех и реальные эмоции людей в зале, как ни крути, заменить суррогатом на 100 процентов не получится. При этом режиссеры начали немного хитрить, подбирая аудиторию в соответствии с тематикой шоу.

Для сериала «Женаты. С детьми», прародителя нашего «Счастливы вместе», приглашали военнослужащих, которые почему-то живее всех реагировали на коллизии. Популярный в нашей стране ситком «Друзья» также снимали с присутствием аудитории, в основном молодежной.

У нас в стране живой смех в павильоне не прижился из-за больших дополнительных расходов, поэтому мы продолжаем слушать смех покойников из современного аналога машины, изобретенной полвека назад Дугласом. Нужно сказать, что в начале 2000-х, когда закадровый смех появился в отечественных шоу, зрители восприняли его по-шаляпински, можно сказать, в штыки. Вероятно, сказалась прямолинейность и отвращение к фальши нашего зрителя, взращенного на суровом и беспощадном советском реализме.

Микеле Ферреро родился в апреле 1925 года в пригороде Пьемонта. Его образование ограничилось католической школой. Даже разбогатев, он не стал получать диплом MBA и до конца жизни говорил на местном диалекте.

Во время войны родители Микеле открыли магазин сладостей в городке Альба. В те времена импортные какао-бобы были в дефиците, тогда как лесные орехи в изобилии росли на деревьях. Кондитеры решили вспомнить рецепт орехово-шоколадной массы под названием «джандуджа». Её придумал один туринский кондитер во времена Наполеона: тогда британцы устроили блокаду Средиземного моря, и какао также было дефицитным товаром.

В 1946 году семья Ферреро продала 300 килограммов пасты, а через год — уже десять тонн. Сначала продукт выпускался в пачках, как сливочное масло, а через три года Ферреро сделали кремообразную версию, которую было удобнее намазывать на хлеб.

В тот же год отец семейства Пьетро умер, и семейный бизнес продолжил его брат Джованни. После его смерти в 1957 году за дело взялся сын основателя компании Микеле Эудженио Ферреро. Мать любила переиначивать его имя, говоря, что он не просто Эудженио, а настоящий гений. В итоге она оказалась права.

Молодой руководитель компании особенное внимание стал уделять выпуску новых продуктов. Больше всего его заботило то, понравится ли новинка Валерии. Это была не мама, не жена и не бабушка Микеле. Так он называл некий собирательный образ итальянской домохозяйки, которая идёт в магазин и решает, покупать товар или нет. Он постоянно задавался вопросами: чего хочет эта женщина? Как она живёт? Чем любит побаловать себя? Что покупает детям?

Сначала он предложил этой даме шоколадные конфеты Mon Chéri с вишней и ликёром внутри. Работу над ними вёл ещё его дядя. Рекламные щиты с огромным букетом роз появились на каждой железнодорожной станции как раз в канун Рождества. Романтический жест «Валерии» оценили, и конфеты стали первым бестселлером Ferrero.

Потом истовый католик Микеле подумал: почему шоколадные яйца едят только на Пасху? Он также знал, что мамы хотят, чтобы дети пили больше молока, а дети постоянно просят шоколадку. Так появилось яйцо Kinder: шоколадное снаружи, молочно-белое внутри, в каждом можно найти игрушку и собрать коллекцию. Когда Микеле приказал развезти по магазинам 20 машин шоколадных яиц, работники подумали, что он сошёл с ума: Пасха была ещё не скоро. Они даже уточнили у его жены Марии Франки, правильно ли они поняли указание. Услышав подтверждение, они всё равно не поверили, и предпринимателю пришлось вмешаться лично. Он сказал, что теперь Пасха будет каждый день.

И действительно, яйца Kinder Surprise покупают детям в любое время года.

В 1964 году Микеле стал работать над усовершенствованием семейного рецепта ореховой пасты. Он изменил состав и дал ей более звучное название Nutella. Дело в том, что Ферреро задумал международную экспансию — труднопроизносимое итальянское слово «джандуджа» могло не запомниться «Валериям» по всему миру. Ранее у компании уже были представительства в нескольких европейских странах.

После появления Nutella офисы Ferrero начали работать в Нью-Йорке и странах Латинской Америки. Сейчас орехово-шоколадная паста продаётся по всему миру. За год человечество намазывает на хлеб около 370 тысяч тонн Nutella, а Ferrero является главным покупателем лесных орехов в мире, на его долю приходится 25% закупок. Рецепт пасты компания охраняет так же тщательно, как Coca-Cola — состав своего напитка.

Для того, чтобы закрепиться на американском рынке, Микеле придумал Tic Tac. Он заметил, что местные дамы заботятся о фигуре и стараются производить отличное впечатление. Мятное драже, которое содержит всего две калории и освежает дыхание, не должно было оставить их равнодушными.

За свою карьеру Микеле Ферреро разработал более 20 новых брендов. Он был необычным начальником. Работники его компании признавались, что едят целый день, пробуя разные новинки. Предприниматель сам принимал активное участие в разработке новых товаров.

Подобно Вилли Вонке из книги «Чарли и шоколадная фабрика», он не давал интервью, появлялся на публике только в тёмных очках и много работал в лаборатории, изобретая новые виды сладостей. Он прилетал на работу на вертолёте и проводил большую часть времени в лаборатории или ехал в магазин, где инкогнито спрашивал покупателей об их предпочтениях.

В офисах компании обязательно должна была стоять статуя Мадонны. Говорят, что даже конфеты Ferrero Rocher были названы в честь скалы во Франции, где по преданию в XIX веке являлась Дева Мария. Это единственный бренд компании, которому Микеле дал свою фамилию.

Строгие католические порядки он сочетал с христианской щедростью: зарплаты на фабрике были такие высокие, что даже своенравные итальянские рабочие ни разу за всю историю компании не устроили забастовку.

В 1983 году Ферреро создал фонд, который поддерживает бывших сотрудников компании на пенсии. Когда его спрашивали, не боится ли он социалистов, он отвечал: «Я и есть социалист». При этом он стремился контролировать каждый этап производства, включая производство оборудования и выращивание орехов.

В начале двухтысячных Ферреро начал передавать управление бизнесом, который существовал уже в более чем сорока странах мира, своим сыновьям. Но в 2011 году Пьетро внезапно умер, и руководство перешло к Джованни, это уже третье поколение владельцев компании. Микеле умер в 2015 году в возрасте 89 лет, будучи богатым человеком в Италии и попав в первую двадцатку богачей мира. Его именем названа площадь в городе Альба, ранее носившая название Пьяцца Савона.

Под его руководством компания стала крупнейшим производителем кондитерских изделий с представительствами в 53 странах, 20 фабриками, 34 тысячами работников и годовой выручкой в 8 миллиардов евро. Ферреро говорил, что его секрет успеха — думать не так, как другие, и не огорчать Валерию.